пятница, 8 февраля 2013 г.

образец некролога от детей

Частные извещения («братья с глубоким прискорбием сообщают о смерти члена ВКП(б), студ. Высшего энергетического училища», 22 ноября 1930 года) и соболезнования («весь коллектив Объединения им. Моссовета выражает свое соболезнование заведующей объединением по поводу тяжелой утраты мужа и товарища», 2 июня 1930 года), соотносившие порядок родства с советским порядком, изредка еще публиковались в начале 1930-х. В стандартное извещение соболезнования родным вернутся в брежневскую эпоху, но из очень больших некрологов они не исчезнут никогда.

Такой текст четко увязывал социальную идентичность покойного с членством в партии и принадлежностью к уведомляющей организации. Лица, имевшие отношение к нескольким инстанциям при жизни, после смерти могли рассчитывать на серию извещений. Они размещались одно под другим в соответствии с иерархией мест, осуществляющих работу скорби.

Начать, видимо, следует с извещения, которое было минимальным официальным откликом на смерть ответственного товарища. В траурной рамке, на последней газетной полосе партийные и советские инстанции — от бюро ячейки и правления банка до ЦК — извещали («со скорбью», «в глубоком горе») о факте, дате и (иногда) формализованной причине смерти лица, занимающего или некогда занимавшего нерядовую позицию («старейший член Моссовета», «быв. председатель Цекомбанка», «член ВКП(б) с 1917 года»).

Некролог, выявляющий место покойного в социальном порядке и порядок этот воспроизводящий, по своему устройству глубоко иерархичен[5]. В советском некрологическом дискурсе тексты варьировались от скупых извещений о смерти до многодневных и многополосных некрологов-ансамблей. Различие между этими дискурсивными стратегиями делает дифференцированное описание советского некролога неизбежным.

Калибр некролога

Эти заметки тоже сохраняют избирательность в выборе материала и ракурсов для анализа советского некролога, в котором автор видит дискурсивное устройство для политического использования смерти. Интересуясь стратегическим составом некролога и его ролью в (вос)производстве символического порядка, я старалась выйти за пределы 1920-х в большое время советской истории. Я анализировала исключительно политические некрологи (то есть тексты, созданные на смерть лиц, чья позиция описывалась в категориях политического, — вне зависимости от статуса и рода занятий) и только те из них, которые были опубликованы в главной газете страны, исходя из форматирующего влияния «Правды» на советский политический канон (политику смерти в том числе).

В формульном тексте, приуроченном к кончине лица, небезразличного советской общественности и власти, Джеффри Брукс видит уникальную для постреволюционного десятилетия регулярно публикуемую «форму сообщения об индивидуальном опыте»[1], Катерина Кларк — образец для героя соцреализма[2], а Марина Балина — исток советской мемуаристики[3]. Некрологу отводится роль персонологической матрицы, состав которой, впрочем, разобран избирательно, а поправки к жанру, внесенные за советский период, описаны в первом приближении[4].

Если последовательно разглядывать фотографии в советских газетах с момента их появления в середине 1920-х годов, то трудно отделаться от впечатления, что собственно политическое освоение фотографической формы в СССР начинается со съемки демонстраций и похоронных церемоний. А первым опытом выявления качественно нового в человеке, нулевой точкой фиксации, предшествующей появлению в фокусе ударников-физкультурников-летчиков, становятся ритуальные снимки усопших вождей, сопровождающие обширные некрологи. Вклад культурных технологий проработки смерти в конструирование советского мира и определение советского человека — будь то популяризация кремации и культ крематория или же юбилеи, приуроченные к датам смерти великих, создание советского пантеона — еще предстоит изучить. Но высокий дискурсивный статус некролога — одной из базовых для современности техник публичного укрощения смерти — уже отмечался исследователями.

Галина Анатольевна Орлова (р. 1974) — психолог, преподает в Ростовском государственном университете. Сфера научных интересов: историческая психология и политическая антропология.

Г. Орлова: «Биография (при)смерти: заметки о советском политическом некрологе»

Социальные сети:

Вторник - 5. Февраль 2013

Блог по некросоциологии, антропологии, фольклористике: практики памяти и визуализация смерти

Г. Орлова: «Биография (при)смерти: заметки о советском политическом некрологе» | «Археология русской смерти»: некросоциология и культурная антропология

Комментариев нет:

Отправить комментарий